Silver, Благодарю! Рад, что мои работы не остаются незамеченными

Kudrat, спасибо, Уважаемый!

Евгений, Замечания о творчестве — это одно, а переход на личные темы вроде “бросай пить” — совсем другое.
Вы извините,но Такие реплики говорят не о силе позиции, а о её слабости.Евгений Карташов известен своей работой и вкладом в профессию,и обсуждать его творчество уместно,а вот упрекать человека в том, что не имеет отношения ни к делу, ни к теме — это уже не критика, а попытка задеть.
Уважение!!! Повторюсь: уважение к собеседнику — всегда признак зрелости.Когда не хватает аргументов, лучше остановиться,чем уходить в личные выпады — они больше компрометируют говорящего, чем того, кому адресованы.Печально наблюдать, как разговор, который мог бы стать содержательным, заканчивается на такой ноте.

Евгений, Хорошо, что вы развиваете новый проект и работаете с профессионалами — это всегда полезно.
Но давайте честно: любой проект в первую очередь развивается для его создателей — чтобы приносить им ценность, в том числе и монетизируемую. А уже потом — для аудитории. Это нормально, просто не стоит выдавать коммерческий интерес за чистый альтруизм.
Что касается совета “не останавливаться в развитии” — ммм..благодарю. Но развитие происходит не только по вашим лекалам. Мир меняется, да,но это не повод обесценивать прошлое или чужой путь.
Иногда так называемые “новые методы” оказываются лишь старыми идеями, переодетыми в модную терминологию.

"Когда тени становятся кожей" в литературоведении такой приём иногда называют поэтической или философской синекдохой, когда часть (тени) отождествляется с целым (кожа), но более точно — это поэтическая метафора в форме временного придаточного, создающая атмосферу трансформации.

ГЛАВА 1: Та, что приходит из света и возвращается в тишину
(чудо и трагедия в одном дыхании)
Он писал её так, как не писал никого. Не как художник пишет заказчика — аккуратно, послушно, соблюдая условности, игру теней и парадную композицию. Нет. Когда он выводил её черты, в нём просыпалось что-то древнее, почти первобытное — тот внутренний инстинкт творца, который никогда не ошибается в линии, если пишет не ради денег, а ради спасения.

Он помнил её не памятью.
Он помнил её телом — каждым рефлексом руки, каждым микродвижением запястья.
Она была отпечатана в нём глубже, чем рисунок на бумаге: как если бы сама его душа когда-то прикоснулась к её коже и навсегда сохранила эту форму.

Когда первый мазок лёг на холст, воздух в мастерской изменился. Стал плотнее. Насыщеннее светом. И в этой тишине он понял: снова.
Она возникала прямо с холста. Сначала лишь лёгкое свечение в линии плеч, едва заметное движение кисти, и вдруг – мягкий изгиб шеи, знакомый до мельчайшей складки кожи. Каждый штрих добавлял жизнь: чуть насмешливое приподнятие брови, движение руки, которое он мог бы воспроизвести вслепую. Он смотрел, как краски превращаются в плоть и кровь, как её образ становится реальностью, буквально выходящей из самой поверхности холста. Это было чудо.

Она коснулась его предплечья — и сердце ударило так сильно, что ему пришлось прислониться к мольберту.

— Ты снова нашёл меня, — сказала она, и её голос был тих, но в нём звучала благодарность. Или печаль.

Они говорили мало. Они вообще редко говорили — словно боялись нарушить хрупкость момента. Но она была с ним: сидела рядом, касалась кистей, поправляла его ворот рубашки, смеялась его сосредоточенности. И он верил, что так будет всегда. Или хотя бы долго.

Пока однажды…
Он не увидел невозможного.

По нижнему краю холста ползла светлая полоска. Сначала он подумал, что это игра солнечного луча. Но линия стала шире. И вдруг мазки — его мазки, тончайшие, выстраданные, идеальные — начали стекать вниз, будто на холст пролили воду, хотя он был абсолютно сухим.

Он замер.
Это не могло происходить.
Живопись так себя не ведёт. Никогда.

— Что… это? — прошептал он, подойдя ближе.

Но она уже знала. Её дыхание стало тише. Она сделала шаг назад — не к нему, а будто к той щели между мирами, которую никто кроме неё не видел.

— Нельзя удерживать то, что не принадлежит этому миру, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Даже если очень хочется остаться.

Он повернулся к ней — и понял, что её пальцы уже почти прозрачны. Каждое мгновение забирало её обратно.

— Нет… нет. Подожди. — Он шагнул, пытаясь удержать её, но прошёл сквозь воздух.

— Напиши меня снова, — шепнула она. — Я вернусь. Ты всегда находишь мой облик. Ты помнишь меня лучше, чем я сама помнила себя.

И она исчезла — тихо, как выдыхают свечу.

В мастерской остался только холст, по которому её лицо расплывалось мутными ручейками цвета. Краска стекала вниз, превращая её прекрасные черты в бесформенный светящийся поток. Через минуту от портрета не осталось ничего. Ни линии скулы. Ни глубины взгляда. Ни тени улыбки.

Он стоял долго, не двигаясь.
Затем медленно поднял чистый холст.
И, будто принимая неизбежное, снова взял кисть.

Он знал:
Пока он способен вспомнить каждую её микроскладку, каждый анатомический изгиб, каждую мимическую тень —
она будет возвращаться.
И каждый раз уходить.
Но никогда не исчезнет из него.

Она была его даром.
Его виной.
Его чудом.
И его трагедией.

Та, что должна была быть с ним —
но может жить лишь на холсте.

Silver, ага..так и есть, модерировал одно время литературные разделы, на нескольких торрент трекерах

Silver, Благодарю за интерес к моему творчеству — приятно, что через него меня узнают. Без таких комментариев, возможно, многие из моих работ так и не появились бы. Началось-то всё с форума,есть те кто помнит меня и по нему

Silver, Merci beaucoup pour votre délicatesse.
Увы… всё это совсем скоро исчезнет.
Сайт закрывается, и мои тексты растворятся вместе с ним.
Но, возможно, то, что хоть один человек успел их почувствовать, — уже достаточно, чтобы они прожили своё маленькое время не зря!!!

После прослушивания песни «Падал белый снег» во мне шевельнулось какое-то старое воспоминание — не конкретное, а скорее чувство, знакомое многим: момент, когда кто-то дорогой вдруг перестаёт быть твоим. Именно это внутреннее движение подтолкнуло меня написать мини-этюд.

Почыящается всем, кого оставили,бросили,как вам будет угодно.
Тех историй действительно много — больше, чем признаются вслух. И каждая из них похожа на тихий обвал внутри человека.Потому что тот, от кого ушли, переживает особое состояние.
Это даже не боль — боль говорит, кричит, сопротивляется.
Это не злость — злость толкает к действию.
И не отчаяние — оно плачет.Это состояние, когда внутри становится странно пусто, будто кто-то резко выключил свет, и ты ещё стоишь в комнате, всё ещё видишь очертания предметов, но уже понимаешь: привычного тепла тут больше нет.Человек в такие моменты чувствует сразу две потери:
одну — когда уходит она,и вторую — когда молчит он, тот самый друг, которому верил.И вот это молчание часто ранит сильнее, чем сам разрыв.
Те, кого оставили, часто задают себе сотни вопросов:
Что я не заметил? Когда всё изменилось? Почему никто не сказал?
Но в глубине всегда звучит другое — ощущение, что тебя будто незаметно вытесняли из собственной жизни. Как будто ты присутствовал, но твой голос будто становился все тише.
Этюд — о тех, кто это прожил.
О тех, кто однажды понял:
иногда предательство не ударяет — оно просто перестаёт держать за руку.
И ты вдруг оказываешься один.

Иногда после таких ударов ничего нового не начинается.Просто наступает длинная, вязкая тишина, в которой учишься жить заново — без иллюзий, без опоры, без тех голосов, что когда-то казались родными.И, может быть, в этом нет силы…Но есть правда: человек не всегда вырастает — иногда он просто продолжает дышать, пока боль не притупится настолько, что позволит идти дальше.

Если этот этюд отзывается кому-то — значит, он был написан не зря.

Ksenia Fedosova, Хотелось бы дополнить: то, что мы называем концом, существует лишь в языке. В самой же жизни всё лишь перетекает — мягко, иногда болезненно, но неизбежно — из одного состояния в другое. История продолжается там, где мы склонны ставить точку.

VALERY-55, Сайт, к сожалению,  закрывается.
Если кому-то важно знать, где я продолжу выкладывать работы, — можете написать мне в Telegram --> https://t.me/TOTsamyiTIP

Ksenia Fedosova, Именно это ощущение я и хотел поймать — ту секунду, когда граница между автором и персонажем исчезает, и герой понимает, что его жизнь уже кем-то прочитана раньше, чем он сам её прожил.

SvoeSolnyshko, Очень жаль, что «creativo» закрывается… Здесь формировалась настоящая эпоха — целый мир творческих людей, мастерски работающих с фотошопом и другими инструментами визуального искусства.Это было не просто сообщество для обмена работами, но и пространство для общения, вдохновения и взаимного роста. Здесь можно было делиться идеями, получать конструктивную обратную связь и видеть, как талант превращается в результат.Каждый проект, каждая работа — отражение усилий, мастерства и индивидуальности участников. Закрытие платформы — это утрата уникальной возможности для обмена опытом и вдохновения, которую трудно восполнить.Будет особенно не хватать атмосферы, когда творческая энергия людей соединяется с поддержкой и вниманием друг к другу. «creativo» навсегда останется в памяти как место, где талант и сообщество создавали что-то большее, чем просто работы — здесь рождались идеи и формировались профессиональные связи.

Ksenia Fedosova, Скажем так: если читатель увидел Париса и Елену — значит, он смотрит в верном направлении.

Ksenia Fedosova, Это не они буквально, но архетип чувства и разрушительной красоты мифа о Парисе и Елене был важной опорой при создании этих персонажей.

Ksenia Fedosova,
Мне было важно показать не столько внешнюю грозность, сколько ту цену, которую платит человек, чтобы превратиться в орудие. Слияние с Морхом — это не просто апгрейд боевых возможностей; это постепенная утрата привычной границы между «я» и «инструментом». Морх выбирает, формирует, доминирует; в итоге остаётся существо, чьи реакции — продукт прошлого опыта человека и голода мозга симбионта. Отсюда и та мрачная, холодная атмосфера — охота для Тхариса одновременно профессиональная обязанность и сакраментальный ритуал, в котором он пытается сохранить остатки человека.
P.S. Насчёт «ног» — рад, что это зацепило.
Они задумывались как метафора и функциональная необходимость одновременно: не просто трансформированные конечности, а гибрид опоры, двигателя и сенсорного аппарата — эхо того, как тело перестраивается под новые задачи. Это уже не привычные ступни; это инструмент передвижения и убийства, но также и свидетельство утраты — каждая складка, каждый сустав хранит память о том, кем он был. Если хочется, в следующей версии я подробно опишу момент, где Тхарис впервые ощущает их «чужую» инициативу — там будет видно, насколько это травмирующий и одновременно освобождающий опыт.
Ещё раз спасибо за внимание к деталям.

Ksenia Fedosova,
Большинство моих новых иллюстраций я уже «оживил» — придал им движение, дыхание, ту самую искру, которой иногда не хватает статичному кадру.
В анимации они раскрываются иначе: меняют интонацию, звучат по-новому, становятся не просто изображением, а маленькой сценой из мира рассказа.Пока, увы, нет возможности выкладывать такие короткие видео здесь — формат сайта этого не позволяет.
Но я верю, что однажды администраторы подарят нам эту опцию. Тогда мои истории будут говорить совсем другим голосом, а иллюстрации — восприниматься так, как я их задумывал: живыми.

Ksenia Fedosova, Спасибо Вам! Для меня важно, что истории находят отклик — значит, миры, которые я создаю, живут не зря. Рад, что вы чувствуете их глубину и замечаете детали. Любое творчество — это диалог, где автор говорит образами, а читатель отвечает своим переживанием.

Ksenia Fedosova, Спасибо вам. В Дорианте нет пафоса, лишь тихое знание того, что чужие выборы хрупки и быстротечны. Он идёт, пока огонь позволяет ему вмешаться, и ваша фраза точно обозначила то, что я хотел передать: он шагает сквозь историю, но не властвует над ней.